Почему Католическая Церковь присутствует в России? Откуда берёт начало это присутствие и что означает сегодня? Если, как сказано в декларации Dominus Iesus, Русская Православная Церковь есть «подлинная поместная Церковь», в которой «пребывает и действует Церковь Христова», какой смысл имеет присутствие Римско-католической Апостольской Церкви на русской земле? На какой вызов (воспользуемся весьма расхожим словом) ей надлежит ответить, и какой вызов может принести с собой она сама?

До сих пор главной целью Католической Церкви в России было, с одной стороны, вернуть, реконструировать и заново построить необходимые богослужебные здания и необходимые структуры, а с другой стороны – разыскивать и опекать верных, рассеянных по этой земле.

Сегодня, на мой взгляд, возникает потребность в том, чтобы, не пренебрегая этими важными задачами, внимательнее присмотреться к вышеизложенным вопросам и попытаться дать хотя бы предварительный ответ.

Факт католического присутствия в России

Прежде всего нужно признать очевидное: католическое присутствие в России – это объективный факт. Католики живут в России, причём теперь – по всей России; это историческая реальность. А всякий исторический факт, имеющий отношение к жизни Церкви, не может – с точки зрения верующего – не иметь некоего провиденциального значения: это присутствие католичества в России, это «мы здесь», должно быть также и благом, если такое присутствие укоренялось в течение веков фактически, а вовсе не по указке с вершин самой Римской Церкви. Краткий исторический экскурс поможет лучше понять, что я хочу сказать.

Возможно, не все знают, что с самого своего крещения (X в.) Киевская Русь оказывала гостеприимство латинской Церкви. Здесь у католиков были свои храмы, где служило латинское духовенство, были и монастыри, основанные миссионерами, сопровождавшими западных купцов не только чтобы помогать соотечественникам, но и ради распространения веры среди местного населения.

Итак, не было недостатка в контактах с Римской Церковью и в её присутствии на территории Киевской Руси. При этом следует признать, что Московская Русь никогда не состояла в единстве с Римом и со своего зарождения не проявляла особого интереса к установлению отношений с Католической Церковью.

К концу XVII века, когда часть украинских и белорусских территорий вошла в состав имперской России, латинские католики появились и в Московском царстве; возникла первая католическая община в Москве, с собственной церковью, посвящённой святым Петру и Павлу. Пётр Великий, и особенно Екатерина Великая, стремясь привлечь в Россию иностранцев, чтобы модернизировать государство и населить земли, дозволили католикам – прежде всего, речь шла о жителях немецкого и польского происхождения – устраиваться основательно: с храмами, иерархией, школами и кладбищами. В 1783 г. Пий VI основал Могилёвское архиепископство (Могилёв находится на территории нынешней Белоруссии), просуществовавшее до начала советской эпохи, с резиденцией в Санкт-Петербурге.

Однако нужно уточнить, что при царях католикам в России было запрещено вести какую-либо «пропаганду»: православие было государственной религией, а за переход в любую другую христианскую конфессию наказывали как за «отступничество». Это значит, что Католическую Церковь в России рассматривали и терпели как Церковь для иностранцев. Именно этот статус обеспечивал католикам более или менее мирное сосуществование с Русской Православной Церковью.

Особая статья – греко-католики. Они появились в Российской империи в результате аннексии территорий, которые в конце XVI – начале XVII века вступили в союз с Римом, сохранив византийско-славянскую литургическую традицию. В отношении последних цари (в особенности Николай I) проводили политику насильственного возвращения в православие посредством переподчинения местных греко-католических общин.

Одновременно нельзя обойти молчанием значимый – хотя и весьма ограниченный – феномен так называемых «русских католиков», то есть этнических русских, перешедших в католичество. Преимущественно начиная с XIX века, в разные эпохи и в разных историко-церковных условиях они разрабатывали некую религиозную программу, которую принято называть «русской католической идеей». Речь идёт о таких людях, как Иоанн Ксаверий Гагарин, Елизавета Волконская, Владимир Соловьёв. Они стремились к практическому и полному соединению с той Церковью, какую они считали вселенской, то есть с Католической Церковью, и уже жили в единстве с нею, в более или менее шатком положении. Вначале (примерно с 1830 г.) они действовали в эмиграции, но уже в конце XIX века стали возникать первые общины русских католиков восточного обряда внутри России. Эти общины получили юридическое признание весной 1917 г. от Временного правительства.

В Советском Союзе католики наряду с другими христианами подвергались чудовищным гонениям, терзавшим всю Россию, и почти семьдесят лет жили при полном отсутствии религиозного образования и пастырского попечения.

Эта огромная трагедия Католической Церкви в России началась с приходом к власти большевиков и сразу же получила развитие во время гражданской войны, сотрясавшей страну с 1917 по 1922 гг.

В конце 30-х годов преследования привели к почти полному уничтожению Католической Церкви, по крайней мере её официальных структур. Если в 1917 г. на два миллиона католиков, проживавших в России, приходилось 900 священников и монашествующих, то в 1935 г. их осталось не более десятка. По мере того как число пресвитеров сокращалось, миряне брали на себя руководство католическими общинами и апостольскую деятельность в период репрессий.

С падением советского режима открылась новая страница католической жизни в России. Сегодня, притом что немалое число россиян немецкого, польского, литовского, украинского и белорусского происхождения эмигрировало в эти страны (главным образом, в 90-е годы), католики в Российской Федерации представляют собой значимое явление, хотя и находятся, разумеется, в меньшинстве.

Возможные концепции присутствия

В свете вышесказанного я полагаю, что первый вызов, стоящий перед Католической Церковью в России сегодня, – не поддаваться искушению воспринимать себя как «этническую» Церковь. То есть как Церковь для «нерусских». Никогда нельзя сводить Церковь к этническому аспекту. Этнический аспект отнюдь не может служить основанием для церковного присутствия в конкретной среде, каковы бы ни были условия в ней. Это было раз и навсегда провозглашено Иерусалимским собором в самом начале истории Церкви (ср. Деян 15,1-31; Гал 2,1-9).

Если, в силу исключительных обстоятельств, Церковь в определённом месте или в определённый период должна ограничить свои заботы отдельными «этническими» группами (как было в России до 1905 г.), она при этом должна испытывать горячее желание «открыть» свои двери всем остальным, как только появится возможность; иначе она в конце концов задохнётся. Иоанн Павел II написал: «Если мы хотим воспрепятствовать возрождению партикуляризма и радикального национализма, нам нужно понять, что возвещение Евангелия должно быть глубоко укоренено в культурном своеобразии, и одновременно это возвещение должно быть готово влиться в универсальность, которая представляет собой обмен ради общего обогащения».

Для католиков в России это означает, с одной стороны, что нельзя отрицать или забывать собственную историю, которая гласит, что католическое присутствие в России действительно возникло именно как этническое: поляки, немцы, литовцы, украинцы, французы приезжали в Россию и в ней оставались, – но также и как русское: уже в прошлом, в ходе совершенно особой истории «русских католиков». С другой стороны, если католическое присутствие укоренено и должно быть укоренено в своеобразии различных культур, которые доставили его в Россию, оно также должно «вливаться в универсальность, которая представляет собой обмен ради общего обогащения».

Отсюда следует, например, что типично «латинскую» традицию большинства русских католиков (она соответствует их происхождению: немецкому, литовскому и т.д.), разумеется, нельзя отвергать, нельзя ею пренебрегать. В то же время, однако, не следует смешивать своё «латинство» (равно как и свою этническую принадлежность: немецкую, литовскую, польскую и т.д.) с «католической» идентичностью. Быть католиком – значит просто следовать за Христом, жить по вере в общении с епископом, который, в свою очередь, находится в общении с епископом Рима. Но католики в России, как и в любом другом месте, строят жизнь по вере в определённой среде, а именно в России начала XXI века. А христианская вера умирает, если не воплощается в конкретных обстоятельствах времени и места, в культуре, в которой она призвана созревать.

Жан Даниелу пишет: «Христос – это действие Бога, Который приходит за человеком, где бы тот ни находился, чтобы взять его и возвысить до Себя. [...] Каждый принимает Слово Божие согласно собственной форме религиозности, и ценности различных религий в христианстве сохраняются. Индиец, принимая христианство, в полной мере остаётся индийцем. [...] Часто нам кажется, что наш образ жизни – единственно возможный для христиан. Отсюда рождается желание навязать его другим. Именно в этом заключается ошибка христианского колониализма [...]».

Итак, Церковь не забывает свою историю, то есть конкретные формы, посредством которых и в которых она в ходе истории формулировала свою весть (конечно, в их число входят и «этнические» традиции). Однако она никогда не застывает в них и может приспособиться к любой среде; любую человеческую ценность, проживаемую «со Христом», Церковь признаёт, более того – возвышает и помогает ей плодоносить.

С этим напрямую связан второй вызов, стоящий сегодня перед Католической Церковью в России; в нём неразрывно соединились миссионерская и экуменическая идеи. Вышеназванный принцип помогает нам понять, что миссия и экуменизм отнюдь не противостоят друг другу – наоборот, один является аспектом другого. Цель Церкви – возвещать Христа человеку и соединять человека с таинственным телом Христовым, не стирая личных особенностей каждого, неповторимых и отличительных, но, напротив, раскрывая их и приумножая их плодотворность; поэтому очевидно, что невозможно быть католиками в России без глубочайшего уважения к Русской Православной Церкви, без самого искреннего и горячего желания объединиться с нею: ведь она хранит бóльшую часть богатейшей духовной традиции этого народа.

Несмотря на культурные различия, эта традиция укоренена в вере, которая в своих основаниях практически совпадает с католической верой. Русский православный богослов Сергей Булгаков в своей работе «У стен Херсониса» признавал, что разделение Церкви не достигает глубин, в своей таинственной жизни Церковь остаётся единой; это можно утверждать по крайней мере об отношениях между православием и католичеством. Автор отнюдь не закрывает глаза на трагическое положение вещей: разделение Церкви – рана для обеих сторон. В этой перспективе важно воспринимать нашу миссию не как параллельную или конкурирующую с миссией Православной Церкви – как если бы мы старались как можно скорее обратить побольше русских в католичество, – а как подлинно «экуменическую», то есть проникнутую желанием осуществлять и демонстрировать уже сейчас (в тех формах, какие Бог даёт) единство, которое нам ещё предстоит развернуть во всей полноте.

В связи с этим интересно отметить, что наиболее «миссионерские» группы в России (как католические, так и православные), стремятся не «расширить собственные ряды», а помочь человеку ответственно относиться к своей «родной» Церкви и видеть её «кафоличность».

Я полагаю, основанием для этого братского духа и для единства, пусть пока и не полного, не может быть только напоминание об «общих врагах», таких как современный секуляризм. Конечно, это обстоятельство требует общего свидетельства настойчиво, как никогда. Но подход, действительно свободный от групповщины и партикуляризма, возможен только в том случае, если мы продвинемся в глубину. То есть если целью пастырской, культурной, миссионерской деятельности будет исключительно возвещение Христа. Лишь горячая любовь к единому Христу может породить подлинную, а не искусственную «синергию».

В апостольском послании «Orientale Lumen» Иоанн Павел II утверждает: «Нас уже соединяет чрезвычайно тесная связь. Почти всё у нас общее, и прежде всего – искреннее стремление к единству». Во время молитвы «Ангел Господень» в торжество святых Петра и Павла в прошлом году Папа Бенедикт XVI сказал: «Христианский Восток и христианский Запад очень близки друг другу, так что можно уже говорить о почти полном общении, как напоминает II Ватиканский собор; это – маяк, светящий нам на экуменическом пути. Наши встречи, взаимные посещения, диалоги, которые мы ведём – не просто… вежливые жесты или попытки достичь компромисса, а свидетельство общего стремления сделать всё возможное, чтобы поскорее прийти к полному единству, о каком Христос молил Отца после Тайной вечери: “Да будут все едино”».

Взирая на плоды (ср. Мф 7,16-20) веры, которую исповедуют Католическая Церковь и Православные Церкви, взирая на образ жизни и душевный склад, порождаемый этой верой и явленный лучшими представителями латинского католичества и русского православия, то есть святыми, мы вполне можем не только надеяться, но и почти констатировать, что вера, исповедуемая, а главное – претворяемая в жизнь на вершинах «западного» и «восточного» благочестия, едина, «кафолична» и «православна». В таком контексте православно-католический богословский диалог существует именно для того, чтобы обнаружить и ясно изложить эту истину.

Узнавать друг друга, чтобы любить

Нельзя любить того, чего не знаешь. А узнать можно лишь то, с чем живёшь бок о бок. «Нужно узнать душу разделённых братьев», – говорит II Ватиканский собор. Вот возможные пути к этой цели: знакомиться с литургией восточной Церкви; глубже исследовать духовные предания Отцов христианского Востока; изучать благовестие восточной Церкви и сопоставлять его с католическим; сглаживать неизбежное напряжение между «латинством» и «византийством»; организовывать и стимулировать диалог между богословами, историками, специалистами по литургике и каноническому праву, которые, в свою очередь, могут распространять знания о Восточных Церквях; на семинарах и на богословских факультетах обеспечивать надлежащее преподавание этих предметов, особенно для будущих священников.

Но получению знаний должны сопутствовать взаимные посещения, без которых невозможно по-настоящему узнать другого. Подчеркнём ту роль, какую могло бы в этом играть монашество внутри Церквей – ведь монашеский опыт весьма глубок и богат, как на Востоке, так и на Западе. Между тем уже сейчас православных преподавателей и студентов успешно принимают Папские университеты и другие богословские учебные заведения, и развивается ответное движение.

«Разумеется, недостаточно избегать ошибок: нужно активно поощрять общую жизнь во взаимоуважении и согласии», – писал Иоанн Павел II европейским епископам в 1991 г. Именно в этом ключе следует расценивать два начинания, зародившихся в Католической Церкви в прошлом веке; они немало способствовали и продолжают способствовать общению во взаимном уважении, взаимному узнаванию и учащению визитов.

Папский восточный институт остаётся местом встреч для учёных, преподавателей, писателей и издателей – лучших знатоков христианского Востока. Со дня своего основания этот институт содействует распространению знаний о Востоке, а в последние годы он стал важнейшим пространством общения – не только на международных встречах, но и благодаря постоянному пребыванию в нём православных преподавателей и студентов. Насколько важно присутствие православных в Восточном институте, настолько же желательно, чтобы католики появились в важнейших православных университетах.

Центр «Христианская Россия» возник в 1958 г., когда отец Романо Скальфи угадал, что в стране, которая в те годы считалась «родиной атеизма», есть живое христианство. Вплоть до перестройки этот центр исполнял важную функцию – доносил до западного читателя свидетельство «Церкви молчания» и самиздатовской культуры, возводя неформальные мосты дружбы и налаживая культурный обмен. Далее и до сих пор его издательская и культурная деятельность в России (благодаря московскому центру «Духовная библиотека») направлена на то, чтобы раскрывать перед российской публикой богатство западной христианской традиции.

Обращение желания

Единство христиан, самый ясный знак присутствия Божия в мире, есть дар Божий, высший дар, глубоко соответствующий истинным желаниям и потребностям человека.

А поскольку единство есть дар Божий, нужно просить о нём, потому что Бог даёт человеку желаемое и просимое (ср. Лк 11,5-13; 18,1-8). Бенедикт XVI объясняет это в своей энциклике Spe Salvi: «[Св. Августин] называет молитву школой желания. Человек был сотворён для великой реальности – для Самого Бога, чтобы быть наполненным Им. Но его сердце слишком тесно для дарованной ему великой реальности. Его следует сделать шире. “Так Бог, откладывая [Свой дар], расширяет [наше] желание; посредством желания Он делает шире [наши] души и, расширяя их, делает способными [принять Его Самого]”».

Уже в тот момент, когда мы просим, молитва очищает и правильным образом располагает нас: «Несмотря на наши слабости, мы должны обращаться к Нему, единому Учителю, участвуя в Его смерти, чтобы очиститься от ревностной привязанности к чувствам и воспоминаниям не о великих делах, какие Бог сотворил для нас, а о человеческих делах из прошлого, которое всё ещё давит тяжким грузом на наши сердца. Дух да прояснит наш взгляд, чтобы мы вместе могли идти к современному человеку, ожидающему радостной вести. Если на ожидания и страдания мира мы дадим единодушный ответ, просвещающий и оживляющий, то действительно внесём вклад в более убедительное возвещение Евангелия среди людей нашего времени» (Иоанн Павел II).

Но чтобы о чём-то просить, нужно этого желать. В самом деле, первое, что делает Христос, встречаясь с теми, кому предстоит стать христианами – заставляет их осознать собственное желание: «Что вам надобно?» (Ин 1,38). Мы должны спросить себя: мы действительно хотим единства, или это только декларации? Итак, нужно желать, знать, Кого просить, и просить.

«Символическое» присутствие

Мне кажется, теперь мы можем отчётливо увидеть провиденциальный смысл католического присутствия в России: в традиционно православной стране можно вблизи рассмотреть опыт Римско-католической Церкви, а это – необходимый подготовительный этап, предшествующий большему желанию и более настойчивой просьбе к Богу о единстве Церквей. Это присутствие помогает понять, что в действительности доктринальное единство между Православной и Римско-католической Церквями уже существует: то, что нас объединяет, бесконечно больше того, что разделяет. Это верно для индивидуального христианина и для целых Церквей, поскольку единство христиан есть величайшее свидетельство об истине Христовой (ср. Ин 17,21).

Если таков смысл католического присутствия в России, сразу становится понятно, сколь велика ответственность католиков, живущих и действующих в России: они призваны возрастать в постижении того, что значит «быть католиками», равно как и что «не значит». В чём состоит ядро католической, то есть собственно церковной идентичности? Об этом император спрашивает христиан в Краткой повести об антихристе Соловьёва: «Что для вас всего дороже в христианстве?» Нужно научиться правильно размышлять, чтобы вместе со старцем Иоанном, Папой Петром II и лютеранским профессором Паули ответить: «Всего дороже для нас в христианстве сам Христос, – Он Сам, а от Него всё, ибо мы знаем, что в Нём обитает вся полнота Божества телесно». Сущность христианства есть Сам Христос, и мы Его узнали, и можем узнавать всё полнее и быть с Ним, находясь в единой Церкви Христовой (ср. Ин 15,27;17,20; 1Ин 1,1-3; 2,24 и т.д.).

Дорожить Христом – значит знать и любить Его и другим помогать узнать Его и полюбить. «Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос» (Кол 3,11). В той мере, в какой человек начинает узнавать и любить Христа, он начинает ценить и всё то, что Христос нам приносит: свободу, единство, истину, верность… И это изменит точку зрения христианина, где бы тот ни находился, и сделает его ещё более христианином, то есть ещё более православным и католиком.

В этом я вижу задачу католического присутствия в России, исторического, а значит – провиденциального. Католическая Церковь должна быть подлинной, всё более подлинной, верной себе. Понимая, что у неё «уже всё есть», она должна яснее осознавать себя, а значит, исполняться благодарности; сознательность и благодарность, когда Бог того пожелает, станут видимы и выразятся в попытках содействовать развитию и исполнять миссию – попытках, продиктованных только любовью ко Христу, а потому без всяких тревог о конечном исходе.

Эту форму присутствия можно назвать «символической», в этимологическом смысле слова. «Всё» принадлежит Христу и «собрано» (syn-ballô) в Церкви: «Всё ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, – всё ваше; вы же – Христовы, а Христос – Божий» (1Кор 3,21б-23).

В заключение ещё раз процитирую Иоанна Павла II: «Грех нашего разделения – тяжелейший: я вижу, сколь необходимо, чтобы возрастала наша общая чуткость к Духу, Который призывает нас к обращению, призывает принять и распознать другого с братским уважением, совершить новые отважные дела, способные развеять всякое искушение, склоняющее нас отступить. Мы ощущаем потребность превзойти уже достигнутую степень единства. [...] Да сократит Бог время и пространство. Скоро, очень скоро да сподобит нас Христос, Orientale Lumen (Свет с Востока), обнаружить, что в действительности, несмотря на долгие века в разлуке, мы были очень близки, потому что вместе – возможно, не зная о том, – шли к единому Господу, а значит навстречу друг другу.

Так мы предстанем перед Богом с чистыми руками, примирившись, и у людей мира появится ещё одно веское основание верить и надеяться».

Архиепископ Павел Пецци – Митрополит Архиепархии Божией Матери в Москве.

Источник: Римско-католическая архиепархия Божией Матери в Москве